Цветные слова

«Жанр некоторого умеренного фэнтези и легкой мистики вполне украшает прозу». Так сказал о моем новом рассказе «Цветные слова» блестящий литературовед и эссеист Иван Никитич Толстой, внук писателя А.Н. Толстого и брат замечательной писательницы Татьяны Толстой. Его оценка для меня многого значит. Но рассказ о самых что ни есть реальных событиях – принудительного переселения моих предков из высокогорья в необустроенную и смертоносную долину; попытка молодого, но знаменитого в те годы писателя Пулада Толис написать роман о героизме переселенцев и его последние дни перед трагической смертью.

Считается, что он повесился, но мне рассказывали, что ему кто-то «помог» в этом, и что власти сильно ждали от него романа по значению не уступающему «Поднятой целине» Михаила Шолохова. Так или иначе, судьбы талантливого писателя и его героев странным образом переплетались в моем рассказе. Спасибо моему другу Муборак Шариф за прекрасный перевод. Спасибо замечательному литературоведу и критику Кароматулло Шукрулло за предоставление последних записок Толиса. Как всегда жду ваши критические замечания.

Кстати, еще одна деталь. Отец писателя был фанатом Льва Толстого, и говорят, отсюда происходит имя “Толис”. По другой версии отец увлекался древнегреческой философией и был влюблен в Аристотеля, которого на нашем языке зовут Аристотолис, и имя “Толис” — это вторая часть имени Аристотеля. Счастливого чтения!

Ближе к концу вас ожидает нечто удивительное!

Цветные слова

(Рассказ)

Памяти Пулада Толиса

 

• Могильщикам опротивело рыть могилы.
• Холод волком грызет руки и ноги!
• Ветер, леденящий уши и носы зовут «хурабодом», т.е. «пожирающим».
• Не ново, но красиво: «Слезы на ресницах превращаются в белые бусинки под глазами». (Это когда хоронят умерших)
• Могильщики говорят, что руки липнут к рукоятками кирок и лопат.

Он бегло записал это в своем блокноте, который держал между коленями, и вновь посмотрел на массивные входные двери. Мирзохамдам жутко запаздывал. Ну невозможно, чтобы требовалось столько времени для вручения одной бумажки.

Часы, висевшие на столбе у ресторана «Памир» показывали, что прошло почти два часа, как Аристо сидит на скамье у входа в министерство и ждет Мирзохамдама. Тревога на душе возрастает, приближаясь к панике. Аристо пальцами расчесывает непослушные волосы, будто упорядочивает в голове слова, услышанные им от Мирзохамдама. Расставив их в правильный порядок, он кратко формулирует их смысл: «Значит, теперь люди не намазывают себя соляркой, чтобы спастись от роя комаров, так как холод и так гонит этих летучих кровососов,» – записывает Аристо в своем блокноте, но решает позже уточнить у Мирзохамдама.

«Вот баламут, зашел и исчез! Сказал, вручит письмо и сразу назад. Застрял. А может он и вышел, а это я его упустил? – подумал Аристо. – «Надо же было аккурат сейчас заняться писаниной!», — в сердцах воскликнул он, но сразу согласился, что крайне важно записать все, что рассказывает Мирзохамдам, у него слова живые, цветные, рисующие.

Если на самом деле Мирзохамдам вышел из здания, то почему он не подошел к Аристо, ведь невозможно не заметить его, сидящего тут на виду, пишущего, и взирающего на дверь каждую минуту. Ну, конечно, он внутри, и возможно, принесенное им письмо стало поводом для ненужных споров. Это и задерживает его. Канцелярщики народ такой, любят балаболить, чтобы ускорить ход времени рабочего дня.

Аристо встал, положил блокнот и ручку во внутренний карман пиджака, и вошел в здание. Справа от входа, в вестибюле сидел старый вахтёр.

— Здравствуйте, дядя!

— Здравствуй, сынок, чем обязан?

— Мой друг, молодой человек, высокий такой, с прядью седых волос на лбу, в руках небольшой пакет и сумка, зашел сюда часа два тому назад. Скажите, в каком он кабинете?

— С сединой на лбу? С пакетом и сумкой? Нет, такой сюда не заходил.

Аристо испытующе посмотрел на вахтера, будто хотел узнать насколько он внимателен и бодр, или сидит и решает кроссворды у себя за вахтерским столом, не обращая внимания на окружающих?

Из глубины холла вынырнул аккуратно одетый мужчина и спросил у вахтера, чего хочет посетитель. Выслушав старика, он приказал ему посмотреть книгу посещений. Вахтер углубился в амбарную книгу и пробормотал:

— Как фамилия вы сказали, назовите еще раз.

— Рафиев.

Старик посмотрел на Аристо и поцокал – «нтс». Мужчина, стоящий рядом тоже нагнулся к книге, потом поднял голову и сказал, что такого имени там нет.

— Никак не может быть! Мы вместе пришли сюда, а по дороге он рассказал о тяжком быте матчинцев в Делварзине, вошел сюда передать их послание. Сказал, что быстро выйдет. Куда он делся? Здоров ли?

— Товарищ, сюда с утра заходили только трое, и все фамилии в этой тетради, — жестко сказал мужчина, подняв книгу на открытой странице. Человек, о котором вы говорите, сюда не заходил!

— Комедия какая-то! Вы что, смеетесь надо мной? Повторяю, мы вместе пришли сюда. Я остался снаружи. Сидел на скамейке, и занялся немного своими делами, может он и вышел, а я не заметил. Но он точно зашел сюда. Может сидит сейчас в одном из кабинетов!

Теперь мужчина смотрел на Аристо испытующе с ног до головы.

— Товарищ! Люди тут работают на благо страны. Никто здесь не бездельничает. Если тот человек ваш друг, то он обязательно найдется. Но сюда он не заходил.

Мужчина повернулся к вахтеру, и сказал холодно и резко:

— Разве приходил кто-то, кого ты не записал?

— Нет. Я записывал всех, и вот, получил их подписи.

Не выдержав более язвительного взгляда мужчины, Аристо сказал “спасибо”, и удалился.

Со ступенек здания министерства парк и театр имени Айни показались ему слишком темными, темно-зелеными. Он вновь сел на скамью, и твердо решил ждать до тех пор, пока Мирзохамдам не выйдет из здания. Исключено, чтобы друг оставил его тут, а сам испарился. Он точно сидит в кабинете чиновников, и скоро выйдет. Скорее всего он второпях влетел в здание, и привратник его не заметил. Сейчас он выйдет из этих дверей.

Часы на фонаре у ресторана показывали 13:20. В десять минут двенадцатого Мирзохамдам зашел в министерство, чтобы вручить письмо – секундное дело. Они договаривались, что он выйдет, и они пойдут обедать вместе, и продолжат неоконченную беседу.

Вдруг его осенила мысль: «Возможно у этого здания есть другие входы, и Мирзохамдам, который впервые в жизни приехал в город, заблудился и вышел с другой стороны здания, и теперь, заплутавшись блуждает по незнакомым дворам и улицам в поисках Аристо!» У него сжалось сердце. Встал и обошел здание. Другого входа не было.

Аристо сел на скамейку. Он стал думать, что, пожалуй, письмо земляков, которое привез с собой Мирзохамдам и есть причина его задержки. Вероятно, возник спор, и чиновник попросил Мирзохамдама рассказать о ситуации все, что тот знает, как очевидец, и как участник. И тут у Аристо мелькнуло в голове подозрение, что чиновник, наверное, спрашивает у Мирзохамдама о том, что говорит и думает по этому поводу писатель Аристо. «Они хотят выведать, как и что напишет об этом Аристо! Вынюхивают: «О чем он спрашивал, что думает о положении дел, и почему он так озабочен?» – подумал Аристо. От этих неожиданных размышлений он почувствовал колики в сердце. Разболелась шея, будто силой вытянули вверх мускулы спины и шеи. Что-то огненное зашевелилось внутри, горячими языками облизывая грудь изнутри. Жгучая боль усиливалась и опускалась все ниже, к ногам. Он твердо прижал к асфальту изношенные подошвы своих старых и пыльных туфель. Это было плохим сигналом. Он быстро стал уверять себя, что Мирзохамдам сильный мужчина, и, если ему зададут такие вопросы, он определенно ударит кулаком по столу чиновника. «Он толкнет дверь ногой, и пойдет прочь. А может еще и плюнет им в лицо. Он мужик достойный,» — подумал Аристо, и тут почувствовал, как большая черная птица слетела с верхушки дерева в парке, стала кружиться над ним, словно хотела сесть на спину.

Съежившись, он резко посмотрел вверх. Это помогло мускулам шеи освободиться от напряжения. Почувствовав, как боль понемногу отступает, он еще некоторое время просидел на скамье, разминая шею и спину. Таинственная птица отлетела.

Он выдохнул, и вновь посмотрел на дверь. Друг не появлялся.

Мирзохамдам приехал в столицу впервые, но дружба с ним у Аристо началась еще год назад, в Делварзине, и Аристо хорошо знал его. Они подружились сходу, как бы ненароком. Аристо поехал туда собирать материал для своего романа о героизме целинников, вернее он был послан туда, так как это было спецзадание «сверху».

Аристо вздрогнул и не понял, как он соскочил со скамьи. Правда ли, что Мирзохамдам впервые посещает столицу? Но как тогда он нашел Аристо? Как Аристо узнал о его приезде, и поехал в гостиницу «Вахш» встретиться с ним? Это было неведомо для Аристо. Как бы не силился, он не смог вспомнить от кого он услышал новость о приезде Мирзохамдама. Сам Аристо жил в общежитии Союза писателей, и у него не было в комнате телефона. Как же тогда он узнал, что приехал Мирзохамдам, и что надо бы с ним повидаться? «Темно, ох как темно тут!» — подумал Аристо.

***

Администраторша гостиницы «Вахш», рыжеволосая красивая русская женщина, сначала спросила номер комнаты Мирзохамдама Рафиева, а когда Аристо ответил, что не знает номера, добродушно махнув рукой сказала, что ничего страшного, можно и так найти его в списке гостей. Она прошлась по списку, проведя сверху донизу вертикальную линию закрытым кончиком шариковой ручки. Ее накрашенные красным лаком длинные ногти красиво искрились на невидимой линии. Не найдя сходу нужную фамилию, она сдвинула свои тонкие брови, как будто хотела отмахнуться от мотылька, севшего между ними. Сузив голубые глаза, она повторно прошлась по списку, более внимательно. По двигающимся губам было видно, что она про себя читает каждую фамилию. Наконец, подняв голову она сказала:

— Извините, но его нет в нашем списке. Вы не ошибаетесь? Ваш гость точно остановился в «Вахше»? Может он в другой гостинице?

— Нет, я совершенно уверен, что он остановился здесь. Сегодня утром мы встретились здесь, у входа, походили по делам, а потом я его потерял. Он не стал называть министерство, и причину, по которой они ходили туда.

Рыжая красавица еще раз пробежала глазами по списку. В одном месте остановила ручку, и в сердце Аристо засверкал лучик надежды: Нашелся номер комнаты Мирзохамдама!

— Здесь есть Рабиев, из Ленинабадской области, но его имя Мирзосаид. Может это ошибка? Знаете, у некоторых другое имя в документах. Но он из города.

Аристо задумался. Улыбнулся, почесал затылок и сказал:

— Нет, его зовут Рафиев Мирзохамдам, и он из Делварзина.

— Ну, значит, вашего друга тут нет, скорее он остановился в другом месте.

— Слушайте, девушка, я с ним встретился сегодня утром именно здесь. Потом мы пошли гулять по городу. Он первый раз в жизни приехал сюда, не знает город, и я сопровождаю его везде.

— Извините, ничем не могу помочь. Разве только если назовете гостиницу, могу позвонить туда, а так, его здесь нет. Это точно.

«Полный бедлам какой-то!» — Подумал Аристо. Неужто Мирзохамдам играет с ним в кошки-мышки? Он больше ничего не сказал, и вышел из гостиницы озадаченный и растерянный. Болела голова. Голод давил на нервы, усиливал беспокойство. Зашел в кафе у театра, и сразу же почувствовал себя предателем, подумав о том, как голоден сейчас Мирзохамдам. Где он, и что же он будет есть? Как же можно было так бездарно потерять его? Нет его ни тут, и ни там!

Аристо тяжело опустился за самый крайний столик. Сделал глубокий вздох и выдох. Слышал, что это помогает. Боль внутри теснила грудь. Это потому, что сердце болит за Мирзохамдама, — подумал он. С ним он познакомился в ночь, когда умер четырехлетний сын Мирзохамдама, а через час и его мать. Две смерти за одну ночь. К утру у него поседела прядь черных как смола волос. Прямо посередине, на лбу. Будто ладонь ангела смерти прошлась по его волосам. А за два дня до этого умерла шестилетняя дочь его дяди, годовалый ребенок соседей, и старец — муж кузины отца. Всего за три дня погибло восемь односельчан. Ритуал погребения матери и сына длилось долго – ждали очереди на “тобут”, гроб, в котором доставляют усопших до кладбища. Люди были измучены и измождены. Они читали погребальные молитвы, на руках несли гроб до свежевырытых могил, и возвращались. Чтобы опять молиться и вновь, еле-еле держась на ногах, отправляли в последний путь своих усопших односельчан –  этот тяжелый  груз смерти. И казалось этому не будет конца! Мирзохамдам держался стойко, хотя Аристо чувствовал, что у друга внутри все пылает огнем. Мужчинам в наших краях плакать не положено. И он не плакал, но горел, как факел на ветру.

Официантка принесла еду, и поставила на стол перед Аристо.

Сегодня Мирзохамдам рассказал, что смерть продолжает пожирать людей. Больше всего умирают старики и дети. Не выдерживают. Не хватает воды, чтобы омыть тела усопших перед погребением. Воду привозят откуда-то из-под Ташкента, и только для питья. Когда нет воды, нет деревьев, а когда нет деревьев, нет птиц. Человек не должен жить там, где не растут деревья, где не летают птицы! Аристо прислушался. Плач женщин.  Их скорбное песнопение густым дымом парит над степью. В просторах степи звук также свободен как ветер. Нет для него преград, и вырвавшись из тесных домов летит он вольной птицей до кладбища. Знать и мертвые тоже слышат плачь, небось, с живыми плачут вместе. Да какие дома, нет там домов! Есть палатки, и землянки. И улицы, которые еще не стали таковыми. Чтобы улицы стали улицами, надо чтобы с двух сторон поднялись стены и крыши, надо чтобы выросли деревья с зеленой листвой. А тут привезли горцев в пустыню, оторвав от садов их и от их родников, разместили в землянки, похожие на могилы. Кладбище разрослось тут вдвое больше селения! Сколько душ проглотила эта злая земля бесплодная! Поют об этом женщины, и плачут. Рефреном к плачу причитают “во, балом”, то ли сыночек, то ли “горе мое”.

“Детей моих отец любимый, вой балом, ай балом! Мой добрый, честный ты трудяга, ай балом, вой балом! Газели Саади, Хафиза, читал ты нам родной мой, вой балом! Садовник мой и цветовод, эй вой, балом, ай вой балом! Сады в Матче твои иссохли, эй балом, ай вой балом! Пристанищем для ворон стал розарий твой, эй вой балом, ох вой балом!  А помнишь, наши чистые, хрустальные хладные воды, ох балом, ай вой балом! Куда бегут они теперь, скажи мне милый мой, балом, ай вой балом! Ах, бьются ль также с гор моих те родники, источники, дарующие жизнь всему, ох ай балом, вой балом! Умрем мы в этой все, в степи, в бездушной, мерзкой, ох балом, ай вой балом! И губы наши все иссохли, сгорим мы в этой Кербале, балом, ай вой балом!.. Сынишка мой, мой соловей, мой сладкозвучный, ай балом, вой эй балом! Ох девочка моя, принцесса моя, кто кукол твоих будет одевать теперь, ай балом, эй вой балом! Остались куклы одиноки, кто им косички будет заплетать, ох ай балом, эй вой балом! Вот ожерелье ведь твоё из горных цветиков сплела я, плывет оно по речке Хобруд одиноко, эй вой балом, ай вой балом! Судьба судьбина, мачеха, день наш без солнца, горечь в сердце, кто нас утешит, Боже, эй вой балом, ай вой балом?..»

Мужчина, сидевший за соседним столиком, поднялся, подошел, и мягко положил свою руку на плечо Аристо.

— Что случилось, брат? Почему ноешь? Почему у тебя слезы текут по лицу?

Присмотревшись к Аристо, мужчина закричал официантке:

— Что вы дали этому человеку? Он положил в рот только одну ложку, и сказал, – горько. Смотрите, у него слезы текут! У вас совесть есть? Что было в вашей еде?

В голове Аристо стрелой пролетела мысль: «Яд!» Последние месяцы он постоянно думает, что его убьют, чтобы он не написал правду. Он резко встал, и выбежал из кафе. Мужчина тот что-то еще говорил, махал руками у носа официантки, стоявшей с поникшей головой, но Аристо уже был на улице, и почти бежал.

Улицы теперь казались ему бесцветными. «Бесцветными? Нет, выражайся точнее, найди верный оттенок для слов своих, ты же мастер слова! — велел он себе. — Это -цвет пыли. Город покрыт пылью. Нет, что такое пыль? Разве пыль и прах могут так обесцветить все? Они просто покрывают пеленой, чтобы цвет померк. Первая мысль правильная – бесцветность! Все краски улетучились. Нет больше цвета в нашей жизни. Нет, есть черное, серое и белое! Есть все-таки! Разве белое тоже? Да. Но это белое – оттенок серого, чуть светлее черного.»

Он удивился самому себе, тому, что думает о красках. Хорошо, что он не художник, а то бы не смог писать картины жизни. «Но ведь литература тоже только какая-та часть жизни. И слово тоже должно иметь определенную окраску. Но какую?»

Здания, деревья, тротуар напомнили ему Мирзохамдама. «Разве не по этой улице мы прошли сегодня утром, всего несколько часов назад?» — задавал он себе вопрос, глядя по сторонам. Он точно помнил, как рассказывал своему другу, что на этом месте была мусоросвалка города, пристанище бездомных собак и кошек, ворон и грифов, и вот люди разбили тут сад, а в центре построили похожий на голубые облака театр оперы и балета имени Айни. А тут рядом был Махав-кишлак, поселение прокаженных, беспорядочные кибитки и шалаши. Сейчас здесь высокие и красивые здания, и никто не помнит, что здесь было до этого. Рука человека превратила все это в цветущий город, так что будет город и в Делварзине, потому что наши руки – это чудо!

Но Мирзохамдам злобно бормотал: «Нас забрали словно воды Зеравшана, и нами залили пустыню. Поливали людской кровью, чтобы на мертвой земле, бездушной пустыне, вырос живой хлопок. Поверь, дорогой мой Аристо, хлопок в этих краях, если и вырастет, не будет он белым, он алым будет, цвета нашей крови!»

В ответ Аристо его подбадривал: «Нет же, нет. Вас раскидали на эти земли как обетованные семена, чтобы наполнились жизнью эти места, и чтобы отсюда прогресс ступал еще дальше, чтобы еще выше поднималась новая целина. Ни одно великое дело не бывает без жертв. Я очень сочувствую вашему горю, но не забывайте, партия и правительство ждут от вас героизма, и кстати, эти земли находятся на нашей границе, так что вы, еще и стражи, и хранители этих земель!»

Аристо шел по проспекту и вглядывался в каждое лицо. Впереди шел человек, одетый как горец. Аристо ускорил шаг, догнал его и посмотрел в лицо. Мужчина сначала удивленно отпрянул от него, но потом улыбнулся. Аристо зашагал дальше, и не понял, как вновь оказался перед зданием того министерства. Он вошел в него, взял за лацканы потертого пиджака вахтера, требуя от него найти Мирзохамдама. Мужчина, который давеча сидел в глубине вестибюля подошел, взял за воротник самого Аристо, и сказал, что сейчас же вызовет милицию…

***

Белый лист перед глазами, карандаш вертится в руке. Он сидел и подыскивал слова. Но слова не шли. Писатель искал слова, в которых были бы душа, сердце, история. К чему слова, у которых нет истории? Ему показалось, что бумага темнеет перед его глазами. Из ее поверхности на него смотрели два печальных глаза, очень похожие на глаза Мирзохамдама.

Аристо положил карандаш и встал. Подошел к окну, открыл ставни. Воздух вечерний стоял столбом, безжизненный. Темно, слова в окно влетали бездыханные, бесцветные. Впервые он подумал о цвете слова, когда сидел в приемной у одного большого начальника. Это он спровадил его в Делварзин, красноречиво воодушевляя словами красными, зелеными, оранжевыми, похожими на лучи солнца, греющими душу. С этим солнцем он и поехал в Делварзин, а потом стал ненавидеть солнце. И вернулся он со словами, окрашенными в черный и серый цвета. Тогда он понял, что слова начальника и вовсе бесцветны. Тот говорил что-то, но слова его ничего не значили, в них не было ни капельки из цветовой палитры жизни. Когда он вышел в приёмную, тут же к начальнику зашел другой человек. Из приемной он слышал, как к словам в комнате начальника возвращалась жизнь:

«Это был знаменитый Аристо?» — Огненный цвет, подумал Аристо. «Да, он самый.» — Цвет – бледный. «Как сильно он изменился!» — Слова сильно потемнели. «Да, с ним что-то стряслось. Глаза – как у умалишенного. Плохо очень.» Аристо насчитал с десяток слов из черной цветовой гаммы. Потом пошли слова из серой палитры: «Он в Делварзине сдал. Не хватило видимо, сил.» «Такой талантливый, подающий столько надежд! А роман написал?» – тут Аристо приметил слабые мазки оранжевого по серому цвету. Они напомнили ему прошлую, ушедшую безвозвратно жизнь, где все было радужно, солнечно. За дверью стали говорить о чем-то другом, малопонятном, и в голове у Аристо засуетилась разноцветная прядь из слов, будто разматывался клубок радужных ниток. Но он уже не хотел ничего ни слышать, ни видеть. Он шел по улице, не обращая внимания ни на кого. Цветные баталии все также бушевали в голове. Он подыскивал окраску для слова «друг». «Какой же был цвет у этого слова? Я наверное забыл,» — подумал он, но смутно представлял похожие на цвет зерна руки Мирзохамдама. Аристо шел и говорил про себя: «Ведь правда, одно зернышко может превратить в пыль кучу боли и несчастий. Или одна почка на ветке дерева. Но как быть, когда у дерева абсолютно высохли все корни, когда в земле, в которой они погребены совсем не осталось жизни?!»

Он вернулся к столу и увидел лежащие на нем черные листы бумаги. «Какими чернилами можно писать на черной бумаге? Да, белыми. Истина должна быть написана белым цветом. Тогда ее прочтут тысячи, миллионы людей, и будут любить белое, потому что счастье и утро белого цвета!..»

***

Громкий стук в дверь разбудил Аристо. Обычно в этот час никто не навещал его, кто же это стучит по двери? Он подошел к двери и открыл ее. Радости его не было конца! Сам Мирзохамдам с широкой улыбкой!

«Привет, друг мой дорогой! Куда ты исчез? Ты просто убил меня! Я так за тебя беспокоился! Хорошо, что пришел. Как я рад! Добро пожаловать!» — Аристо пытался незаметно утереть свои слезы, обнимая своего друга.

Мирзохамдам пришел не с пустыми руками. Две продолговатые беловатые вещи были у него на руках. «Дыни! – подумал Аристо, — Большие дыни по одной в каждой руке. Разве уже подняли целину? Уже есть урожай? Но государство хочет от вас хлопка, а не дыни. Ты принес мне дыни? Подарки Делварзина? Боже, это не дыни, а два младенца в белых пеленках! По одному ребенку в каждой руке. Но почему и лица в пеленках? А пеленки повязаны сверху и снизу. О господи, они в саванах! Один из них великий поэт, другой великий писатель! Им уже никогда не написать ни строчки! Ой-ой-ой! Горе какое! Ой балом, вой балом!»

Сосед постучал в дверь: «Аристо! С тобой все в порядке? Кто-нибудь есть с тобой?» «Да, мой друг Мирзохамдам тут.» «Слава богу, добро пожаловать, Мирзохамдам. Все правильно. Аристо, ты не должен оставаться один. Тебе нездоровится. Не оставайся один!»

Ушел. Дрожащий отзвук шагов последовал за ним по коридору.

«Одиночество», какого цвета это слово?»

***

У него была привычка садиться за стол ранним утром, до восхода солнца и писать со всей одержимостью. Он выхватывал лучи у рассвета и рассыпал их по бумаге. Луч на луч, все больше и ярче! До тех пор, пока слова не засветятся солнцем.

Аристо взял блокнот из кармана пиджака. Он вспомнил сколько точных и ярких деталей со слов Мирзохамдама, пусть и сжато, записал он сюда, и у него расцвела радуга в сердце. Теперь он будет просеивать их, и укладывать на листы бумаги, свивать их, как косички плакучей ивы, растущей у его окна. В них будет и зелень листвы, и лучи восходящего солнца, и утренняя роса. Только одна каверзная мысль не давала ему покоя, вносила горький привкус в эти сладостные минуты – куда же исчез сам Мирзохамдам? Где он сейчас? Почему он оставил его? Или это Аристо виноват, что потерял своего гостя?

Он сел и открыл блокнот. Открыл и отпрянул. Страницы были пусты. Ни одной строчки! Суматошно пролистал весь блокнот. Одни чистые листы. Нет даже и черточки. Подумал, что по ошибке взял новый блокнот. Но ведь он точно вынул его из кармана пиджака, висевшего в шкафу. Открыл тумбочку и проверил – лежали там только новые блокноты. Этот казался использованным, с чуточку истрепанной обложкой. Именно этот он и носил вчера с собой, и записывал туда то, что слышал от Мирзохамдама. Но сейчас ни строчки в блокноте не было. Хотя видны небольшие царапины…

***

Молодая русская женщина сразу узнала его. Ничего не сказав, она выслушала его по долгу службы, проверила список гостей, и сухо ответила:

— Нет, гражданин, такой здесь не останавливался.

Аристо вышел из гостиницы, перешел чинарную аллею, и тротуаром по другой стороне проспекта дошел до Главпочтамта. Отсюда можно было позвонить в Янтак, председателю райисполкома, своему знакомому.

— Здравствуйте. Я Аристо, помните, приезжал к вам, написать роман о переселенцах. Узнали? Спасибо, все хорошо. Да. Приеду скоро еще раз. Хотел у Вас спросить. Мой друг Мирзохамдам Рафиев вчера утром приехал в Душанбе. Мы были вместе несколько часов, а потом я его потерял. Вы ведь поддерживаете с ним контакт? Он привез ваше письмо. Вы знаете, где он сейчас?.. Что? Да что Вы несете такое? Я этим утром говорил с ним. Что? Месяц назад? Не понимаю Вас. Да что вы, жив он! Сами были на похоронах? Месяц назад?..

***

Двое вошли в его комнату и вышли оттуда с большой охапкой бумаг и кучей блокнотов. Перед тем, как повесить замок на двери, они проверили, заперто ли окно, и выключен ли свет.

———–

Пулад Толис – таджикский писатель, который хотел написать о роман о переселении матчинских горцев в долины, но подозрительным образом покинул этот свет в 41-летнем возрасте. В 1991 году были опубликованы его блокноты.